Человек-легенда, известный на весь мир Михаил Калашников ушел из жизни в возрасте 94 лет. В середине ноября — третий раз за полгода — он был госпитализирован и помещен в реанимацию.
Дав миру новое оружие и его многочисленные модификации, Калашников неизменно отвечал оппонентам: «Я изобрел автомат не для убийства людей, а для защиты своего Отечества. Меня часто спрашивают: «Как вы спите, ведь столько людей из вашего оружия убили?» А я на это говорю: «Сон у меня отличный. Пусть плохо спят политики, которые развязывают войны».
История гения-конструктора, создавшего знаменитый автомат, совершенно невероятна. Это история характера, подобно пуле пробивающего все преграды.
Казалось бы, у деревенского мальчишки, родившегося в деревушке Курья в алтайской тайге, где до ближайшей железнодорожной станции 60 километров, не было ни единого шанса выбраться на большую землю. Еще в детстве он, предпоследний ребенок из 18, чудом выжил, едва не повторив судьбу своих десяти скончавшихся братьев и сестер. Деревенские прочили юному Калашникову судьбу поэта — у него неплохо получалось рифмовать слова. А на возню мальчика с железками не обращали внимания. Когда Михаилу было 11 лет, его семья была признана кулацкой и сослана на север, в соседнюю Томскую область, — такая метка в биографии обычно становилась роковой для тех предвоенных лет. «Нечеловеческие условия», — обозначил Калашников местность среди болот, кишащих гнусом и комарами.
Но все обиды забывались, когда Михаил возвращался к своим железкам: он собирал вечный двигатель.
Уже потом, став известным конструктором, он думал, почему его идеальный макет не работал, и переживал, что для успеха ему не хватило нескольких миниатюрных подшипников. Но таких в сибирском поселении ссыльных было не найти. Бунтующий характер заставил 14-летнего мальчишку пуститься в семидневный путь от их поселения до железной дороги, а потом — 60 километров от станции до родной Курьи, где жили сестры. Но там он все еще был ссыльным, кулацким парнем. Этот путь он повторил еще дважды, решив вернуться к родителям, а потом — вновь в Курью.
Обдумав свои неудачи, Калашников увидел путь на волю: получить паспорт. Для этого будущий конструктор задумал подделать печать коменданта и сделать документ, разрешающий выдачу паспорта. Сначала тренировался на чердаке дома на конвертах от писем, подделывая штампы. «Сотни опытов, сотни!» — вспоминал Калашников. Работа шла в строжайшей тайне. Но ему удалось сделать почти невозможное для деревенского пацана — создать копию печати комендатуры и затем получить по этой бумаге паспорт. Это был билет на свободу — в родное село. Но, как оказалось, судьба не желала, чтобы Калашников оставался в Курье. Вскоре Михаила арестовали по подозрению в хранении браунинга. Он все отрицал, хотя обвинение было обоснованным: оружие ему дал приятель по спецпоселению, с которым они вместе шли на свободу. Михаил разбирал, чистил и снова собирал свой трофей. «Он мне показался чудо-машиной», — вспоминал Калашников в своей книге «Записки конструктора-оружейника». Но из-за оружия ему пришлось снова пуститься в бега: оставаться в маленьком селе с клеймом преступника было невыносимо. И опять — шесть десятков километров, теперь уже в суровый мороз по алтайской снежной степи. Дойдя до станции, Калашников направился на юг, в Среднюю Азию, ставшую для него вторым домом. Позже он множество раз повторит этот путь – направляясь уже через Москву в Алма-Ату, Ташкент и Самарканд, разрабатывая и тестируя свое оружие.
В теплой Алма-Ате благодаря семье приятеля и чистому паспорту он устроился учетчиком в бухгалтерию железнодорожного депо, вступил в комсомол, а затем — невероятное дело для бывшего кулака — стал техническим секретарем политотдела Туркестано-Сибирской железной дороги. В комсомоле заметили бодрого парня и решили «продвинуть». Фотографируясь, Михаил засунул под щеки два картофельных кругляша — последняя, казалось, хитрость перед нормальной жизнью.
Это потом уже было все то, что официально печаталось в мемуарах: армия, первое изобретение прибора-учетчика работы танкового двигателя, встреча с маршалом Жуковым и награда — часы.
А затем война, ранение, госпиталь и долгие размышления о необходимости создания пистолета-пулемета. Возвращение в Алтайский край в отпуск, три месяца работы над первым экземпляром вместе с рабочими железнодорожного депо, арест в Алма-Ате и освобождение благодаря знакомым из политотдела железной дороги. Первое признание как конструктора-оружейника.
Первые два образца оказались не сильно удачными, зато дали знакомство с сильнейшими конструкторами: Федоровым, Дегтяревым, Токаревым, Симоновым, Шпагиным.
Постоянное совершенствование помогло Калашникову создать идеальный автомат. Такой, о котором Дегтярев сказал: «Конструкция образцов сержанта совершеннее наших и гораздо перспективнее. Это видно и невооруженным глазом». Такой, с которым, как признавался даже «отец» американской винтовки М16 Юджин Стоунер, он хотел бы воевать во Вьетнаме. Зарубежные исследователи оружия мечтали узнать секрет успеха, но пробиться тогда через «железный занавес» было невозможно.
Впрочем, правды тогда никто не знал, кроме самого Калашникова: автомату предшествовали схемы вечного двигателя, многочасовая шлифовка печатей на чердаке и разобранный браунинг. «До выхода в свет в 1997 году моей книги «От чужого порога до Спасских ворот» я никому никогда не рассказывал историю нашей семьи, историю ее раскулачивания», — писал Калашников. Даже семья конструктора не знала его тайну, да и не все тайны были раскрыты до конца.
Но конструктор-оружейник, бывший ссыльный, всегда твердил о своей истовой и бесконечной любви к Родине.
Он еще не раз вернется в родную Курью, где его будут встречать как героя. Обнимет свой памятник и многочисленных племянников и внуков.
«Люди в России сегодня пытаются выйти из лабиринта своих страстей, своих пороков, — писал Калашников, справив 85-летний юбилей. — Что им поможет в этом? Возможно, Вера. Вера в то добро, что непременно одержит Победу. Мне очень хочется жить надеждой на лучшее время для нашей страны».
10 ноября Калашникову исполнилось 94 года. Всего через неделю он попал в реанимацию — был госпитализирован в Республиканский кардиологический центр в Ижевске (Удмуртия). «Видимо, день рождения сказался. Видимо, все равно напряжение какое-то. Ничего страшного, на профилактику его», — говорил тогда сын Калашникова Виктор. «Мы исходим из того, что все-таки возраст, статус человека, поэтому он в реанимационном отделении находится», — объяснил министр здравоохранения Удмуртии Владимир Музлов. Но все оказалось куда трагичней. В понедельник, 23 декабря, Калашников скончался в том же кардиоцентре.
